Я вижу тебя каждый-каждый день. Весь март, весь апрель три года назад, все начало этого года. Ты помогаешь мне не зацикливаться на всего нескольких людях, своим говором-захлебыванием разбавляешь мои мысли. Раньше ты был одним из тех, кто появляется в темноте своей комнаты, освещаемой монитором, и говорит красиво о глупых вещах, и преподносит просто сложные вещи. Потом уходит, но совсем ненадолго.

Если о тебе вспомнить в разговоре, я буду говорить долго и вспоминать все. Впрочем, так будет, если вспомнить каждого из вас.

Я наконец-то пересиливаю себя. Ценю каждые десять минут, каждый час. Успела за эти полдня больше, чем за последний месяц.

Я понятия не имею, что я делала в марте три года назад.

---

Ты приехал, оставил вокруг себя множество белых разводов, испек мне печенья и сделал чай, обнял перед сном и сделался еще ближе, чем раньше. Каждый день начинался с того, что я пальцами водила по твоим скулам и плечам, бровям и шрамам на ладони и локте, потом целовала твою каштановую голову и твои веки; все самое скучное становилось нескучным. И все самое банальное оказалось лучшим из того, что можно себе представить.

Это самое слащавое, что я могу написать о тебе.

---

Список того, что поменялось:
• ничего
• вообще ничего
• совсем ничего.

запись создана: 19.12.2014 в 03:20

---

Никогда не видела бровей больше твоих, глаз больше твоих, наглости и надежды больше твоей. Мне снилось, что мы говорили. Мы говорили только потому, что я стояла между тобой и толпой людей, и твои слова, обращенные к кому-то другому, проходили сквозь меня. Ты был счастливый и смеялся, а потом забрал у меня все и стал еще счастливее.

Глупый и довольно инфантильный парень с волосами-соломой становится старше, уже даже перестает быть парнем, но все еще думает, что вся жизнь впереди. Он неправ.

Желтые новогодние огоньки мигают и тем самым вызывают эпилептические припадки или что-то подобное. Раньше мы отвлекались на то, чтобы выключить их, но теперь нет времени даже на то, чтобы расстелить постель или дойти до нее.

Кроме тебя никто не догадывался накрыть мною новогодний стол.

---

Для праздничного настроения мне достаточно пару минут послушать Альму Коган.

---

30 августа

Ты приедешь и поймешь, что страницы маленькой заплесневелой книги — слипшиеся и тусклые — были разорваны, отделены друг от друга и были прочитаны. Ты поймешь, что почерк твой разобран, буквы сложены в слова, а слова поняты. Это такая народная забава — превращать твое прошлое в эпос, в полулегендарный сказ о великих скитаниях царя страны белых деревьев с зелеными листьями.

На платье остались крошки как будто от корочек черного хлеба, но это на самом деле просохшая плесень, кусочки бумаги и твоя опавшая речь.

Со временем стало неинтересно читать, потому что я слишком хорошо знаю людей, о которых ты пишешь. С каждым разрывом новой страницы появлялось время подумать, нужно ли отрывать еще одну. В конце концов решила, что не нужно.

Я боюсь, что мое присутствие здесь больше не будет необходимым.

Что я могу сделать для тебя, когда все уже сделано? Как мне доказать тебе то, что уже доказано? Куда деться мне со своим желанием заново открывать тебя и выпивать большими глотками, как будто ты банка Кока-колы в рекламе?

---

ARE YOU KIDDING ME
ARE YOU FUCKING KIDDING ME
ARE YOU
OH YOU KNOW FUCK YOU

---

Ты наверняка любишь мясо, хорошее мясо. Хороший алкоголь, хорошую музыку.

Ты наверняка любишь красивых людей. Красивых изнутри, как тебе кажется. Красивых непросто, запутанно. Я почему-то знаю, что достаточно красива для тебя.

В твоем мире я одна из двух близнецов, только я — не самый привлекательный.

Ты считаешь меня человеком, который появился из ниоткуда и решил, что здесь нужно всех спасти. Всех, кроме тебя.

Ты обращаешь внимания на красивые имена? Я обращаю внимания на красивые имена. Твое настолько красивое, что его хочется заплетать в косы, украшать им салаты или пасту. Добавлять вместо сахара в чай.

Это все никуда не годится.

---

Я не представляю, как это — знать тебя всегда. Того, что я уже знаю, хватит на целую книгу, несколько томов.

Это все тугая паутина из толстых веревок. Она полна морских узлов, она собирается в сетку и накрывает собой всю эту улицу и всех людей на ней и вне ее. И такие как ты вручную плели эту сетку. Плели месяцами, годами, вплетали людей, символы, картины никому не нужных художников. Они ненавидели то, что делали, но продолжали плести. И когда ладони начинали кровоточить, а зрение — ухудшаться — они все равно не смогли остановиться. И теперь каждый по очереди падает замертво, пропадает насовсем, и его уже никто не помнит, и на смену ему приходит кто-то новый. И со временем все старое стирается. Все старое помню только я.

Когда ты говоришь утвердительно, ты мотаешь головой, потому что правда требует выхода, даже если ты не можешь донести ее с помощью речи.

Все мы иногда оказываемся на пороге новой жизни, и люди запоминают нас в последние минуты перед глобальными изменениями, составляют о нас неправильное мнение. И это потом трудно изменить.

Как твое здоровье? Я уже не уверена, что с ним были проблемы. Я обычно понимаю это по глазам, а твои мне увидеть не довелось. А словам я не верю.

Все его творчество можно описать в нескольких словах: тоска, ветер, лес, дача, она, место для уместной метафоры, снег, зима, вечер, лес, дача, тоска, лес.

Я так его люблю. Я всех вас люблю.

Я ищу какие-то точки соприкосновения, пытаюсь достучаться или войти в твое положение даже тогда, когда очень глупо с моей стороны. Я слишком сильно люблю жалеть людей. Особенно похожих на меня. Хоть время и идет, я до сих пор уверена, что если мы одновременно скажем о самом тяжелом, что беспокоит нас уже давно, то наши слова будут прекрасно накладываться одно на другое. Это будут одинаковые признания в разных диапазонах.

---

THIS TOWN AIN'T BIG ENOUGH FOR THE BOTH OF US AND IT AIN'T ME WHO'S GONNA LEAVE

---

Я делюсь тобой с окружающими, собираю мнения о тебе. Сегодня вечером, например, я узнала, что ты на самом деле не можешь быть таким умным, каким кажешься. Умные люди покупают футболки по размеру.

Ты нарицательное.

Я больше о тебе не буду писать, ты не стоишь того.

---

Ее подарили тебе в детстве, когда ты совсем не ждал. Ты мог полюбить ее, посвятить ей всю свою жизнь. Чаще говорить с ней на ее языке. Но ты не стал.

---

Тебе не нравятся его стихи? Он, по-твоему, плохо пишет? Тебе не нравится его голос, глаза и губы огромные? Хочешь — суди его. Но тогда я стану судить тебя.

Чем чаще и сильнее ты отрываешь меня от себя, тем сложнее приклеить обратно. Я знаю, что это все изменится; что ты будешь здесь, и я сотру себе колени, и к концу дня зубы и голова будут болеть от разговоров, и руки будут опускаться. Но пока что мне так безразлично и тяжело, что самой страшно.

У меня нет сил любить и радовать тебя, меня поглощает тошнота и температура, и скоро даже не будет сил писать эти тупые тексты.

---

everystepitakeyoutakewithme

it'saheartbreakiknowwillcome

---

«Мы не можем игнорировать друг друга — нас многое связывает.»

Я буду романтизировать твой образ настолько, насколько захочу. Мне никто не запретит. Я буду очень удивляться, как образ в моей голове отличается от действительности. Хочешь, я буду ездить за тобой по всей Земле, набираться мудрости и тупых фраз? Мне никто не разрешит.

Я бы поехала за тобой. Времена поменялись. Если я приеду туда, уже никто не захочет уничтожить меня и всю мою нацию. Но ее трагедии ни у кого не вызывают сопереживания. Им достаточно своих трагедий. Поэтому я останусь здесь, в стерильном и защищенном от тебя месте. От тебя и таких как ты.

---

Я почему-то запомнила черты твоего лица более красивыми и правильными, контрастными и яркими. А потом вспомнила, что они совсем не такие. Время искажает лица в моей голове. Твое — всегда злое и самоуверенное, даже когда тебе слишком плохо или слишком хорошо. Кажется, что в любой момент ты перейдешь на личности, залезешь мне в душу и убьешь там все живое. Я боюсь тебя, но в то же время чувствую себя в безопасности, рассказываю тебе ненужные истории из своей жизни. Кажусь глупее, чем есть на самом деле.

Я могу представить себе ситуацию, в которой твои глаза бы горели.

Я слишком хорошо тебя знаю, мне столько не нужно.

Я помню Мариинский дворец сквозь забор, на который я смотрела, когда рассказывала о тебе те подробности, которые меня не касаются.

Все эти линии, все, что в зрачках отражается, привкус чего-то сладкого, рубцы на коже от малейших прикосновений — это все мое, а не наше с тобой.

Марина називає тебе шафою маніпуляцій.

Я вважаю тебе ніким.

Я б усе життя отримувала знання та різноманітну інформацію лише від тебе.

Щастя тобі, здоров'я, сімейного благополуччя.

---

Нет ничего противнее этих светлых помещений, ваз с конфетами, стаканов с карандашами, книг по личностному росту. Разве что люди в этих помещениях еще хуже, всегда счастливые, здоровые и сверкающие глазами друг в друга.

Все, что я говорю, могло бы звучать гораздо убедительнее, если бы у меня в руках была сигарета. Но я давно уже не пью и не курю. Мало того, по правую сторону от меня уже давно не лежит никто, кроме моей кошки. Я никого не бью левым локтем раз в три секунды, не картавлю там, где картавила раньше. Даже кофе не пью.

У меня теперь есть друг, в нем два метра ростом и мы целыми днями обсуждаем котиков.

У меня теперь есть сомнения, с ними я котиков не обсуждаю.

Я бы с огромным удовольствием забылась. Посетила бы свои привычные темные уголочки и осталась бы в них ночевать. Поселилась бы там. Пила бы чай несладкий.

Я больше, наверное не смогу. Я больше, наверное, не хочу.

---

IT COUNTS. IT COUNTS. IT COUNTS SO MUCH.

---

---

Я видела эту девушку несколько раз, в разных городах и в разное время года. Первый раз — в толпе и под дождем, возле того самого каменного порога над остальным асфальтом. Этот порог иногда превращается в фонтан и возле него меня всегда задевают какие-то люди. Локтями, сигаретой, своим неприятным желанием меня ободрить. Разным. Еще пару раз я видела ее на разных центральных улицах, она всегда спешила и на третий раз уже наверняка меня узнала. Четвертый же раз был очень неожиданным. Я увидела ее сидящей за столом в огромной комнате, в которую я тогда вошла очень мелкими шагами и не знала, куда себя деть. За мной зашел человек, больше напоминавший шкаф в хорошо отполированных ботинках. Он был серьезным и злым, но я наверняка знала, что есть всего несколько слов, от которых он совсем переменится и начнет плакать. Но странность была в том, что до комнаты, где все это происходило, я добиралась всю ночь и еще несколько часов днем. Эта комната была светлой и окна в ней были с зелеными рамами. В квадратных километрах окружавшей меня неизвестной местности я знала дорогу только до нее, до этой комнаты в самом запоминающемся здании во всем городе. И вот тогда там была эта кудрявая еврейка с квадратным лицом, хорошо знакомым мне с тех киевских улиц, но ни разу меня не заинтересовавшим.

Ха, она скульптор из Лондона.