ви добрі пани, пануйте над нами й далі
Как много всего случается. Я не хочу никого видеть. Не хочу никого слышать. Не хочу никого знать. Ухожу, а меня приносят обратно. Помню, как в субботу двадцать третьего числа сидела ночью на открытом балконе и меня засыпало снегом. От вина было тепло и голова кружилась. На улице ни души, вокруг тихо и спокойно. Иногда я возвращалась в комнату и говорила что-то невнятное. Меня даже слушали. Меня даже пытались понять.
Встречи (именно те, которые могли бы так круто поменять мою жизнь) уже давно отменены. А у меня нет сил, совсем нет сил на то, чтобы назначить новые. Я не хочу ничего решать, я хочу сидеть в 14-й и смотреть нуары. А по вечерам мы выходим на улицу. Я хожу по дому в вечерних платьях, я хожу по снегу в вечерних платьях. Ношу с собой фонарь и бутылку Hoegaarden. От холодного пива у меня пропадает голос и поднимается температура. Но все это лечится. В отличие от другого.
Меня перестали замечать. В прямом смысле. Как бы странно я себя не вела, как бы громко я не пела - люди все равно сбивают меня с ног и не дают проходу. Задетое какой-то тетушкой плечо болит гораздо сильнее, чем все остальные синяки, порезы, раны и укусы. Равнодушие и осознание своей незаметности больнее всего, что только может болеть.
Тогда мне очень хотелось, чтобы в этой комнате прошла вся моя дальнейшая жизнь. А прошла только небольшая ее часть. Хорошая часть. Скажу страшную-страшную вещь, но я нашла тот самый недостающий кусочек своего счастья. Если то подобие положительных эмоций, которые я способна испытывать, можно назвать счастьем.
Сейчас я далеко, одна и наверное скоро упаду. Мне холодно и я хочу вернуться. Было бы куда.
42. Сорок два. Сорок. Два.
Встречи (именно те, которые могли бы так круто поменять мою жизнь) уже давно отменены. А у меня нет сил, совсем нет сил на то, чтобы назначить новые. Я не хочу ничего решать, я хочу сидеть в 14-й и смотреть нуары. А по вечерам мы выходим на улицу. Я хожу по дому в вечерних платьях, я хожу по снегу в вечерних платьях. Ношу с собой фонарь и бутылку Hoegaarden. От холодного пива у меня пропадает голос и поднимается температура. Но все это лечится. В отличие от другого.
Меня перестали замечать. В прямом смысле. Как бы странно я себя не вела, как бы громко я не пела - люди все равно сбивают меня с ног и не дают проходу. Задетое какой-то тетушкой плечо болит гораздо сильнее, чем все остальные синяки, порезы, раны и укусы. Равнодушие и осознание своей незаметности больнее всего, что только может болеть.
Тогда мне очень хотелось, чтобы в этой комнате прошла вся моя дальнейшая жизнь. А прошла только небольшая ее часть. Хорошая часть. Скажу страшную-страшную вещь, но я нашла тот самый недостающий кусочек своего счастья. Если то подобие положительных эмоций, которые я способна испытывать, можно назвать счастьем.
Сейчас я далеко, одна и наверное скоро упаду. Мне холодно и я хочу вернуться. Было бы куда.
42. Сорок два. Сорок. Два.