ви добрі пани, пануйте над нами й далі
Вот так живешь и не знаешь, Захаров ты или Сахаров.
Хипстерская выставка, тизеры для прессы, «если хотите, приносите даже больше пяти работ, потому что вы крутая» и вообще, странно все очень. Ну будут они снимать этот тизер. Ну будут мои фотографии там. И что. Мой единственный теплый свитер с муравьем я надела уже на столько встреч и мероприятий, что совсем стыдно как-то. И фотографии выбираю только самые старые и любимые, что тоже стыдно. А ведь там люди будут ходить. А ведь это центр города.
Раздражаюсь. Раздражаюсь страшно. Сплю до четырех вечера, пинаюсь во сне. Избиваю вилкой белки для бисквита и по клавишам тоже стучу. Крахт перенаправляет меня на профессора Йопа и предлагает с ним встретиться. О, да, я же как раз завтра вечером в Германию собираюсь. Уже адрес пишу. Ох-ох. Единственный, кто хоть как-то может мне помочь, не отвечает несколько дней и работает и веселится и хорошо ему без меня живется. Только мне без него совсем плохо. Но этого никто знать не должен. Совсем никто.
Хипстерская выставка, тизеры для прессы, «если хотите, приносите даже больше пяти работ, потому что вы крутая» и вообще, странно все очень. Ну будут они снимать этот тизер. Ну будут мои фотографии там. И что. Мой единственный теплый свитер с муравьем я надела уже на столько встреч и мероприятий, что совсем стыдно как-то. И фотографии выбираю только самые старые и любимые, что тоже стыдно. А ведь там люди будут ходить. А ведь это центр города.
Раздражаюсь. Раздражаюсь страшно. Сплю до четырех вечера, пинаюсь во сне. Избиваю вилкой белки для бисквита и по клавишам тоже стучу. Крахт перенаправляет меня на профессора Йопа и предлагает с ним встретиться. О, да, я же как раз завтра вечером в Германию собираюсь. Уже адрес пишу. Ох-ох. Единственный, кто хоть как-то может мне помочь, не отвечает несколько дней и работает и веселится и хорошо ему без меня живется. Только мне без него совсем плохо. Но этого никто знать не должен. Совсем никто.