ви добрі пани, пануйте над нами й далі
— И даже после этого мы с вами на «ты» не перейдем?
— Как вы захотите, как тебе будет удобно.
Я и половины не помню, если хочешь знать. Начать можно с того, что время отправления этого поезда я узнала тогда, когда не успела поднести хлеб к назначенному времени. Месяцами позже я смотрела на часы и думала, что у нас с тобой есть еще целых сорок минут, чтобы выпить какао и поговорить о Катоне. Не важно, старшем или младшем. Они оба не очень. Ну а еще через месяц я знала, что с времени отправления этого поезда начнется восьмичасовой марафон дневной скуки в плацкартном вагоне.
Выдержав марафон, я осмотрелась вокруг и поняла, что этот город уникальный в своем безличии. И не важно, что была ночь.
Я стояла у бара в твоей комнате, выбирая жертву. Я выбрала не самую крепкую, учитывая наличие сухого елочного джина, но довольно прекрасную жертву.
Лестницы, много лестниц. Я шла и было непривычно, что даже в такой кромешной темноте мое чудесное платье в золотой горошек обрело своего фаната. Хваталась за твои руки. Радовалась одиноким ночным волнам, пила водку так, будто это вода, а я агитатор ЗОЖ, которому нужно успеть выпить два с половиной литра за день.
После каждого нового действия казалось, будто есть дорога назад. Ее же не стало ровно в тот момент, когда мы взаимно узнали, что существуем.
Дальше я сорвала себе голос, много извинялась, поднималась на подоконник балкона и болтала там ногами в воздухе над третьим этажом.
Не спали три дня. Потом заснули на пять часов и одновременно проснулись.
Когда прощались, нас силой растаскивали и отклеивали проводники. «Чего вы плачете, не война же.»
THEY CAN ONLY DO HARM
— Как вы захотите, как тебе будет удобно.
Я и половины не помню, если хочешь знать. Начать можно с того, что время отправления этого поезда я узнала тогда, когда не успела поднести хлеб к назначенному времени. Месяцами позже я смотрела на часы и думала, что у нас с тобой есть еще целых сорок минут, чтобы выпить какао и поговорить о Катоне. Не важно, старшем или младшем. Они оба не очень. Ну а еще через месяц я знала, что с времени отправления этого поезда начнется восьмичасовой марафон дневной скуки в плацкартном вагоне.
Выдержав марафон, я осмотрелась вокруг и поняла, что этот город уникальный в своем безличии. И не важно, что была ночь.
Я стояла у бара в твоей комнате, выбирая жертву. Я выбрала не самую крепкую, учитывая наличие сухого елочного джина, но довольно прекрасную жертву.
Лестницы, много лестниц. Я шла и было непривычно, что даже в такой кромешной темноте мое чудесное платье в золотой горошек обрело своего фаната. Хваталась за твои руки. Радовалась одиноким ночным волнам, пила водку так, будто это вода, а я агитатор ЗОЖ, которому нужно успеть выпить два с половиной литра за день.
После каждого нового действия казалось, будто есть дорога назад. Ее же не стало ровно в тот момент, когда мы взаимно узнали, что существуем.
Дальше я сорвала себе голос, много извинялась, поднималась на подоконник балкона и болтала там ногами в воздухе над третьим этажом.
Не спали три дня. Потом заснули на пять часов и одновременно проснулись.
Когда прощались, нас силой растаскивали и отклеивали проводники. «Чего вы плачете, не война же.»
THEY CAN ONLY DO HARM